Мы часто сидели с ним за вечерним чаем.
Он очень любил шутить и судил о вечном.
Он каждой второй весной начинал с начала
И целей на жизни три возложил на плечи.
Он жил как другую жизнь, ни себе, ни близким.
Он часто смотрел в окно, улыбался страшно.
Стихами себя спасал и бездумным риском.
Хотел бы иначе быть, но не знал, что важно.
Он так уставал себя называть уродцем,
Что каждой второй весной начинал с начала.
А спросишь его: зачем он с собой боролся?
Ему самому, я знал, было нужно мало.